Соболев Алексей Владимирович

Председатель Совета городского округа

О Совете

График приема депутатов

Решения Совета

Публичные слушания

Общественные обсуждения

Противодействие коррупции

Обращения граждан

Депутатский контроль

Вопросы-ответы

Контакты

Видеоархив

Другие новости

Органы власти

Изменения в законодательстве

Послания

Библиотека депутата

Рустэм Хамитов: “Каждый день надо делать что-то хорошее”

(интервью газете “Вечерняя Уфа”  28.12.2012 г.)

Надо ли говорить о том, сколь напряжен график Президента нашей республики в эти предновогодние дни? И тем не менее Рустэм Закиевич нашел время, чтобы ответить на вопросы читателей главной газеты столицы Башкортостана. Да-да, именно на читательские вопросы. Спустя чуть больше года после первого интервью Рустэма Хамитова “Вечерней Уфе” мы не стали специально придумывать вопросы и тем более задавать тему нашего разговора. На листочках, с которыми мы вошли в кабинет главы Башкортостана, были набраны… проблемы, болевые точки сегодняшнего дня.

В Администрации Президента не требовали заранее показать вопросы, и, встречая нас, Рустэм Закиевич лишь поинтересовался: “О чем будем беседовать? О серьезном?”

Зная, что Президент не любит хвалиться достижениями, мы ехали в Дом Республики с убеждением: даже накануне праздника уместно говорить о проблемах – честно и открыто, как это было в прошлый раз.

…Мы проговорили два часа. И мы не купируем интервью – не только из уважения к первому лицу нашего региона. Разговор честный и искренний не может подлежать специальному редактированию и сокращению, ибо в нем – мысли, позиция, убеждения.

Мы благодарим Рустэма Закиевича за эту беседу и предлагаем ее вниманию наших читателей.

– Рустэм Закиевич, сначала цитата из Вашего Послания Государственному Собранию – Курултаю республики, тем более, что в большинстве вопросов наши читатели опирались именно на этот документ: “В следующем году у нас заработает программа “Открытая республика”, которая даст нашим людям возможность участвовать в государственном управлении… Инициативные общественники смогут довести до власти свои проекты и предложения… Мы выйдем на принципиально новый уровень взаимодействия государства с институтами гражданского общества – уровень так называемой “электронной демократии”.

А весной нынешнего года уже создавалось нечто аналогичное – Народное правительство. Будут ли эти проекты пересекаться? Интересно Ваше мнение о данном начинании.

– Я много раз говорил о том, что главные проблемы современности заключаются в отсутствии надежной связи между обществом и властью. И власть себя отрывала от интересов людей, хотя, конечно, в повседневной своей деятельности ими занималась. Решение проблем, стоящих перед обществом, все время находилось над людьми. И, наверное, требование и времени, и развития нашего общества заключается в том, чтобы власть действительно начала работать на интересы людей, для людей. При существующей конфигурации это очень тяжело, поскольку нет обратной связи, нет понимания того, чем живут люди… И тогда на помощь приходят современные технологии.

Открытое правительство – это тоже один из вариантов использования современных технологий. Через электронные порталы люди могут доносить до власти свои пожелания, чаяния. Собственно, хоть как называй – открытое правительство, электронное правительство, на мой взгляд, цель одна – совместная работа, помощь друг другу. Сегодня модель, еще раз скажу, не очень эффективна. С одной стороны критикуют, с другой – отбиваются от этой критики, и много ли можно сделать в таком формате? Конечно, нет. А смысл этой технологии заключается в том, чтобы совместно обществу и власти осуществлять эту работу, совместно ее проводить. Что касается содержания этой деятельности электронного ли правительства, открытого ли правительства, то это технология, идеологическая суть, как я ее вижу.

– В Послании Вы говорите о том, что у республики есть шанс представлять Россию на мировом рынке экологически чистого продовольствия. Согласны – отличная идея. Один из путей решения проблемы – экспорт продукции халяль. А сами Вы – в качестве потребителя – как к ней относитесь? И вообще к продукции местных производителей?

– К продукции нашей я, конечно, отношусь хорошо. И придерживаюсь принципа потреблять только свои продукты. У нас дома на столе только наше, произведенное в республике. Я в этом смысле, может быть, даже чрезмерный патриот, поскольку другого ничего не потребляю. А халяльная продукция… Наверное, она предполагает определенную экологическую чистоту. Не знаю, не задумывался над этим никогда.

– На этом теперь даже начали спекулировать…

– Халяльные сейчас и обувь, и одежда, что уже явный перебор (каноны относятся только к еде), и переходить эту грань недопустимо. В подобном случае слово “халяль” используют как рекламу. Это в корне неверно.

– На днях исполнился ровно год работы нового главы Администрации столицы. В своем первом интервью “Вечерке” в сентябре 2011 года Вы высказывали свои пожелания в адрес городских властей. Есть ли положительные изменения?

– Сейчас, конечно, работа более тесная, совместная, нет ненужной дистанции между руководителем республики и руководителем города. Мы часто встречаемся, многое обсуждаем и, что называется, смотрим в одну сторону. Вот это, наверное, главное. Я вижу, что руководство города восприимчиво к тем идеям, тем просьбам, а порой требованиям, которые я выдвигаю. Это касается и внешнего вида столицы республики, и внутреннего содержания. Ныне мы проходим очень сложную тему – подготовку к строительству жилья эконом-класса. Уфа по разным причинам отстала от этого тренда. И сегодня очевидно, что без прорыва в данном направлении мы не сможем двигаться вперед. Поэтому давать какие-то оценки я не хочу. Главное в том, что все-таки мы работаем вместе и поддерживаем друг друга, я надеюсь.

– Укладываются ли подготовительные мероприятия к предстоящим международным саммитам в намеченный график? Будут ли в полной мере востребованы гостиницы и другие объекты после проведения этих форумов, ведь Уфа – не туристический город?..

– Мы привыкли работать на таком административном давлении, что хорошей практики, традиций трудиться планово, системно нет. Сейчас переживаем определенный период, сложный период, когда многообразие дел, реализуемых к саммитам, необходимо превратить… в нормальные сетевые графики. И эти графики уже появились. Сейчас идет проектирование всех объектов – как вы понимаете, без проектов строить нельзя. После проектирования – этап прохождения государственной экспертизы. Это тоже затраты времени. Реально на стройплощадки мы планируем выйти в марте-апреле 2013-го. До начала всех этих больших событий ровно два года. Я могу сказать: этого будет достаточно, чтобы провести все работы. У меня нет никаких оснований сомневаться в том, что мы чего-то не сделаем. Другой вопрос, что только собственных рук нам будет не хватать. Нужно привлекать и сторонние коллективы, строителей особенно. Ведь речь идет об одновременном возведении десяти-пятнадцати объектов – сложных, серьезных. Дальше начнется модернизация ряда сооружений, приведение их в порядок.

Параллельно приходится решать и вопросы, связанные с внешним обликом города, строительством на пустых площадках, пустырях – за этими страшными заборами, которые у нас есть. И, признаюсь, на многое приходится теперь глядеть другими глазами, переосмысливать. Сейчас какие-то вещи понимаешь и видишь по-другому. Явно, что Уфа во всех смыслах оказалась один на один с земельной проблемой. Земля роздана, зачастую за бесценок, псевдохозяева земельных участков пытаются продавать свои территории за огромные деньги. Собственно говоря, занимаются спекуляцией землей. Параллельно наводим порядок и в этой части. А иначе город не будет иметь развития и перспективы.

– А все-таки объекты, о строительстве которых Вы говорите, впоследствии будут востребованы?

– Я очень на это надеюсь, потому что Уфа, конечно же, будет расти. Собственно, почему это должно беспокоить людей? Строят частники, мы бюджетных денег туда не тратим. Частники рассчитывают все мыслимые и немыслимые риски, у них есть бизнес-планы. Они понимают, что ныне мы создаем им комфортные условия для входа на этот рынок. Если сейчас они не войдут в эту деятельность (пока мы помогаем созданием инфраструктуры: парковки, зоны отдыха и так далее), то потом «входной билет» будет стоить очень дорого. Также мы помогаем оформлять все бумажные дела, которые сопровождают такого рода стройки. Берем на себя вопросы благоустройства территории вокруг объектов, гостиниц в том числе. И я считаю, правильно делаем. Да и Уфа на сегодняшний день, с точки зрения гостиничного хозяйства, намного беднее окружающих нас городов. У нас гостиниц нет, и люди не едут, бизнесмены крупные не едут в город, значит, нет его развития. Появятся территории, площадки, на которых можно проводить переговоры, бизнес-форумы, встречи, – тогда деловая жизнь активизируется. Так что здесь переживать не надо. Это как раз тот случай, который вытягивает за собой всю цепочку отношений: бизнес-отношений, туристических отношений… Вот сегодня у нас идет молодежный чемпионат мира по хоккею, а международные делегации живут в третьеразрядных отелях. Других просто нет. Мы создали хорошую обстановку для ребят-игроков во Дворце спорта, на “Уфа-арене”. Но ведь им еще надо где-то жить, где-то отдыхать. И потом, гостиница – это целый комплекс проблем: должна быть зона отдыха, бизнес-среда… По сравнению с Екатеринбургом, у нас в два раза меньше гостиниц, по сравнению с Казанью – в два с половиной раза. Города такие же, но у них-то ведь процессы идут!

– Рустэм Закиевич, завершается объявленный в республике Год благополучного детства и укрепления семейных ценностей, было много хорошего. Но, наверное, правильнее сегодня больше говорить о проблемах. На Ваш взгляд, какие болевые точки вскрыл этот год и какие точки роста он дал?

– Да, так жизнь устроена, что год называется Годом благополучного детства, а больше занимались как раз вопросами проблемными. И это, наверное, правильно по сути своей. Очень тяжело решается вопрос ребятишек-сирот, бездомных, беспризорных. К сожалению, у нас почти 18 тысяч детей-сирот, при том 90 процентов из них – сироты при живых родителях. Это колоссальная проблема. В детских домах живут, скажем, меньше полутора тысяч воспитанников. И это самые сложные и тяжелые ребята, которые так или иначе отбились от жизни. А всех остальных можно и нужно возвращать в дома. Потому это проблемы не только детства, но и в целом нашей жизни, сегодняшнего состояния общества. У нас 14 тысяч детей с ограниченными возможностями здоровья. Начали с такого рода ребятами заниматься более плотно и детально, выяснилось, что не хватает лечебниц. Не хватает специалистов. Элементарно не хватает специалистов даже по распространенным заболеваниям. Родители вынуждены ездить в другие города для реабилитации своих ребятишек. У нас подобные реабилитационные центры часто находятся в каких-то приспособленных помещениях, подвалах, сараях, по-другому не скажешь – холодных, неуютных. Нужно строить. Нужно, конечно, этим заниматься.

А то, что касается, скажем так, обычных детей… Безусловно, мы понимаем: и в этой части еще достаточно недоработок. Если говорить об Уфе, то мало зон отдыха для них, мало парков, мало площадок, куда родители могут выйти с малышами погулять. У нас нет развивающих центров. У нас страшно тяжело идет внедрение всего нового, скажем, тренажеров, работающих в формате 3D, позволяющих “путешествовать” в космосе, под водой, увидеть самые красивые места на земном шаре. Не знаю, почему наше общество так сопротивляется этому? Почему находят 5-10 миллионов на строительство каких-то никчемных сооружений, а вот на то, чтобы создать ребятам радость, зачастую не хватает ни денег, ни желания. Какое-то равнодушие. А ведь это потом транслируется в наших детей, переходит в них, и мы просто-напросто получаем неразрывную, постоянную цепочку.

Но… Год благополучного детства, с одной стороны, дал нам и хороший пример. Все-таки строятся детские сады, и очередь в садики существенно уменьшилась. Вчера министр образования докладывал, что в очереди осталось 14 тысяч детей от трех до семи лет. А в 2010 году, когда я пришел работать, ребят было 40 тысяч. За два года мы 25 тысяч мест в детских садах сделали. И это, может быть, один из главных результатов. Ну и основное – количество рожденных детей у нас в республике. Около 57 тысяч в 2012 году. Мы надеемся, что так будет продолжаться достаточно долго. Рождаемость должна быть выше числа людей, ушедших из жизни. И для нас это, наверное, самый важный принцип. В этом смысл жизни.

– Рустэм Закиевич, газета по определению держит руку на пульсе событий… И у нас такое впечатление, что сейчас проводится гораздо большее количество благотворительных акций. Мы постоянно об этом пишем – много всего происходит. Это очень радует. Как лично Вам кажется, их на самом деле стало больше?

– Мне трудно судить. Но общество раскрывается, и это позитивный тренд. Видно, что действительно таких событий все больше и больше. И отклик они находят соответствующий. Потом, есть активные люди, работающие в таком направлении. Даже появилась состязательность, соревновательность. Хотя, может быть, эти слова не очень подходят для благотворительности… Но в хорошем смысле, такое тоже важно, тоже правильно. И у нас в республике есть города, которые благотворительность сделали идеологическим трендом своего развития. Например, Октябрьский, вот сейчас на подходе Стерлитамак, Салават, Учалы… У нас есть и сельские населенные пункты, которые уделяют столь благому делу большое внимание. Это в правильном смысле хорошая работа, дающая позитивный результат.

Потом, в нынешнем году для детей-сирот выделено 750 миллионов рублей и построено порядка 400 квартир. Таких результатов никогда не было. Главная задача, над которой мы работаем, – все-таки пробуждать сострадание. Чувства благородные, мне кажется, начинают потихоньку работать.

– У нас даже один номер “Вечерней Уфы” был почти полностью посвящен благотворительным акциям… Мы от души порадовались.

– А как люди откликаются на это?

– Хорошо.

– Так и должно быть.

– Это воспринимается очень искренне. И благотворительность – та тема, которая не вызывает никаких кривотолков. Она и не может их вызывать… Наша редакция немножечко помогает приюту в Раевке, в Альшеевском районе, и мы каждый раз, когда туда собираемся, даем объявления в газете, и народ несет кто что – кто связанные собственными руками носки, кто денежку, кто конфеты… Бабушка-пенсионерка может принести 100 или 200 рублей и настаивать, чтобы мы их взяли…

– Ну, это дает надежду на то, что общество будет развиваться, а не атомизируется и распадется.

– После Вашего выступления на республиканском августовском педсовете неэффективные расходы в образовании как-то снижаются?

– Снижаются, да. Идет оптимизация численности по учебным заведениям. Процесс очень болезненный. Конечно, он имеет неоднозначную трактовку. Я не сторонник того, чтобы уменьшать количество сельских школ, но в то же время понимаю: ребенок может получить хорошее образование только в достойном учебном заведении. В какой-нибудь развалюхе, где-то в тайге, грубо говоря, получить хорошие знания он не может. Я всегда привожу пример из нашей семейной хроники. Мой отец родился в глухой-глухой деревне, где до последнего, пока она не исчезла, не было света, ничего не было. И росло их семеро братьев, и моя бабушка за 20 километров возила на учебу своих детей на лошадке, на санях в райцентр. Оставляла их на квартире, потом в течение зимы возила еду – картошку, хлеб. И выучила. Они получили там хорошее образование. И все семеро впоследствии окончили вузы. А ребятишки тех, кто не возил своих детей, собственно говоря, так и недоучились… Я просто рассуждаю о разных подходах к тому, как можно и нужно действовать.

В данном случае речь идет о том же самом. Мы считаем, что нужны крупные школы, важно создавать образовательные центры, модельные учебные заведения в сельской местности. Больная и сложная тема для села. Для Уфы она практически не актуальна. Речь не идет о том, что, мол, сами добирайтесь, сами учитесь, перемещайтесь из одного села в другое. Есть автобусы. Но потом через это, безусловно, выходим на проблему обустройства дорог, сообщения какого-то регулярного между селами. В общем, большая задача, которая требует многофакторного подхода к её решению. Это веление времени… Мы можем сопротивляться данным процессам, мы можем их не замечать, но жизнь все равно заставит. И заставит нести еще большие затраты. Идет урбанизация. Ведь сегодня на селе проживают 40 процентов наших граждан. Если бы жилье в городах было доступно, если бы там была работа, уверен, значительная их часть обратила бы свой взор в сторону переезда. Просто сейчас мы удерживаем людей на селе безумно высокими ценами на жилье в городе. В советское же время строили общежития, давали бесплатные квартиры, поэтому из села очень многие переезжали…

Но жизнь будет улучшаться, независимо от нас – хотим мы, можем или не можем. Все равно прогресс возьмет свое. И города будут расти. И Уфа в том числе. Это неизбежно. Это мировые тренды. И мы от этого никуда не денемся. Потому, говоря об образовании, об оптимизации, укрупнении школ, мы выходим и на глобальную тему урбанизации. Тем не менее мы живем сегодня, и нам надо справляться с теми трудностями, которые есть сейчас. Существуют отдаленные школы, которые мы ни при каких обстоятельствах не можем закрыть, потому, например, что реально не можем возить детишек за 30-50 километров там, где нет дорог. Строить и восстанавливать школы-интернаты, возможно, это и вариант, но мне ближе тема электронного, дистанционного обучения, обучения через современные технологии. Конечно, у нас существуют населенные пункты, в которых фактически нет дорог… Но ведь есть оптоволокно. И надо воспользоваться этим: оптоволокно – тоже ниточка, связывающая с большим миром, с миром знаний, надо ее использовать.

– Раз речь зашла о такой форме, то мы еще раз процитируем Послание: “Фактически дистанционно в школах у нас сегодня обучаются пока только дети с ограниченными возможностями здоровья, и то не все”. Для каких категорий школьников, по-Вашему, в первую очередь можно использовать дистанционное обучение в Уфе? Для особо одаренных?

– Я думаю, для всех. Здесь подход универсален. Нет никаких ограничений, в том числе и для самых обычных ребят. Дистанционное обучение не требует каких-то крупных, колоссальных затрат. И как раз компьютерное обучение предполагает разработку других программ, в виде комиксов порой, если речь идет о гуманитарных науках. Мы были недавно в Корее, посмотрели… Так вот: суть не в том, чтобы иметь компьютер, оптоволокно. Суть в содержательной части, в программах, софте, как говорят программисты. Здесь надо работать. И если эти уроки, предметы сделать интересными, тем более в игровой форме для младших школьников и в виде познавательного масштабного проекта для старшеклассников, то, мне кажется, данная форма обучения имеет право на жизнь.

– Сейчас много говорят о том, чтобы внедрять малыша с ограниченными возможностями здоровья в обычный класс. Ведь те дети, которые учатся и дружат с ребенком-инвалидом с шести-семи лет, начинают его воспринимать абсолютно как своего… Значит, мы о такой ситуации думаем. Но насколько активно это внедряется, пока непонятно…

– Здесь, как и во всяком новом деле, безусловно, существует сопротивление среды. Есть инерция, косность, консерватизм. Можно подобрать любые слова, характеризующие нежелание заниматься такими детьми. Это же дополнительные хлопоты, дополнительные затраты энергии для педагогов и обслуживающего персонала школ, скажем так. Мы еще хорошо помним годы советской власти, когда подобных ребят прятали по домам. Тогда не было компьютеров, вообще ничего не было. Это было просто ужасно. Сейчас хоть есть компьютеры, какая-то связь с внешним миром. А у нас в школе я помню одного мальчика на костылях. Мы, кстати, воспринимали его нормально – умный парень, впоследствии он учился и теперь работает. И не было к нему никакого предвзятого отношения с нашей стороны. Но все равно он требовал дополнительного внимания. А сейчас речь идет о том, чтобы в школах были не один, не два, а, может быть, десять, двадцать, тридцать таких детей… Они же есть на самом деле! При этом иные ребята совсем беспомощные, требуют опеки. Неготовность общества в целом и среды, в которую их нужно ввести, наверное, не дают возможности так широко столь важное начинание развивать. Проблема непростая, и, собственно, отношение к инвалидам характеризует степень развитости общества. Мы еще на начальной стадии в таких вопросах.

– Следующий вопрос от нашего читателя, Рустэм Закиевич, и он смыкается с тем, что Вы сказали. Но начнем с другого. Когда произошел вопиющий случай в Барнауле: потерялся парень-инвалид и двенадцать часов стоял на 30-градусном морозе, ему потом ампутировали кисти обеих рук, мы обсуждали это на планерке, и один журналист сказал, что общество дичает. А красной нитью через все Послание проходит мысль о создании “умного общества” с наукоемкой высокотехнологичной экономикой. В то же время Вы констатируете, что “наши города и села всё еще недостаточно “дружелюбны к человеку”. Может, тогда нам стоит в первую очередь говорить не об умном, а о добром обществе?

– Умный человек чаще всего бывает и добрым. Это, конечно, не синонимы – ум и доброта. Но тем не менее понятия одного ряда. “Умное общество” в моем видении как раз включает понимание доброты и милосердия, благородства и сострадания. Согласитесь, все это компоненты умного общества. Ум, безусловно, может быть и холодным, и циничным, отторгающим человеческие ценности. Мы знаем такие примеры… Но в общем, в массе своей умное общество, конечно, предполагает наличие высоких нравственных критериев и стремление к их достижению, по крайней мере. Умное общество – это не технологии, не интернет и не компьютеры, не автоматизация всего и вся. Умное общество – именно многогранно развитое и цивилизованное общество. Ведь страны, добившиеся успехов в построении умного общества, сегодня отличаются как раз и высокими нравственными идеалами. Если мы говорим о восточных наших соседях, то они добились успеха в этой части – их отличает неиндивидуалистическая философия, скажем так, направленная на развитие общества, на помощь, на взаимовыручку… И потому у них такие технологии реализуются. И, наоборот, индивидуалисты не могут их реализовать. Та же Европа далека от построения умного общества. Страны американского континента – то же самое. Технологически-то они оборудованы очень хорошо, а морально все-таки… не являются примером для нас. А мы как раз стараемся подражать им в этой части. А нам не надо бы копировать их вседозволенность, страсть к потреблению, пресловутую свободу слова – абсолютную… Никогда не соглашусь с этими тезисами. Мне они не подходят лично. И должна быть какая-то разумность во всем. Поэтому, не являясь синонимами, слова “умное общество” и “доброе общество” – для меня все-таки синонимы.

– А вот и вопрос от наших читателей на эту же тему. Высказанную в Вашем Послании мысль о том, что если мы хотим быть регионом-лидером, то должны начать строительство “умного общества”, чуть ли не буквально повторил в своем Послании Федеральному собранию Владимир Путин. Говоря о месте России в мире, который вступает в эпоху кардинальных перемен, он подчеркнул: “Ужесточается конкуренция за ресурсы – не только за металлы, нефть и газ, а прежде всего за человеческие ресурсы, за интеллект. Кто вырвется вперед, а кто останется аутсайдером и неизбежно потеряет свою самостоятельность, будет зависеть не только от экономического потенциала, но прежде всего от воли каждой нации, от ее внутренней энергии”. Какие точки опоры Вы видите в Башкортостане, чтобы сделать подобный рывок?

– Безусловно, сегодня главной ценностью любой территории, любой страны, любого региона являются люди и человеческий потенциал. Не нефть, не газ, не уголь, не горы, не подземелья, не водные ресурсы, а люди. Толковые, подготовленные люди, образованные, культурные, грамотные, которым любые задачи по плечу. Есть, например, зарубежные страны, не обладающие природными ресурсами. У них нет ничего, но есть образованное общество. И они добиваются очень больших успехов. В данном случае мы – республика – имеем определенный задел, значительный человеческий потенциал. Да, мы сегодня не являемся лидерами по качеству высшего образования, по наличию передовых вузов, и, может быть, система общего образования у нас пока рыхловата, никак не можем ее сбить в компактную, сильную, динамичную. Но эти процессы идут, и, собственно, есть вполне достаточные компетенции, умения в самых разных отраслях и направлениях нашей работы, начиная от школы и заканчивая производством и сельским хозяйством. Так что нам надо использовать человеческий потенциал.

Мы, как и все рыночные страны, проходим через этап атомизации общества, то есть распада на мелкие части, отдаления людей друг от друга, отсутствия общих задач, для решения которых люди могут как-то собраться и реализовать их, отсутствия высоких целей, как это ни высокопарно звучит… Но власть как раз и должна задавать этот тренд. Тренд на совместную работу. Потом, у нашей республики помимо природно-сырьевых ресурсов все-таки много умных и толковых людей. И объединить их и дать мотивацию для них, достаточную для того, чтобы они работали, дать современные рабочие места – задача власти.

Думаю, потенциал наш далеко не исчерпан. Мы только в самом начале пути. И только начали показывать и доказывать обществу необходимость современного, динамичного развития. Ведь очень быстро можно превратиться не то что в провинцию – вообще в отстающую деревню. В историческом плане это происходит мгновенно: 10-20-30 лет – и всё, ты уже не сможешь, не успеешь догнать лидеров. А лидеры не спят и, собственно, лидеры – это прежде всего мозги. И у нас есть проблемы, я уже говорил: система образования стала проблемой – не только из-за своего внутреннего содержания, а из-за того, что самые лучшие выпускники уезжают учиться в Москву и Санкт-Петербург. А средние ученики остаются. Ну, если только кто-то из лучших не избрал себе профессию нефтяника или авиационного инженера и осел у нас. И вымывание умных ребят из республики и из других субъектов Федерации – большая проблема в целом для страны, ослабление государства, ослабление территорий. Мы должны создать особые условия жизни здесь – в Уфе, в Новосибирске, в Иркутске, во Владивостоке… С тем, чтобы концентрация самых толковых, талантливых накапливалась и усиливалась здесь. Этого пока не происходит.

Да, мы говорим, что мир должен быть многополярным. То же самое очевидно и для России. Страна должна иметь много точек опоры. Не только Москва. Одна точка опоры – это очень неустойчивая ситуация. Потому укрепление территорий, укрепление городов из субъектов Российской Федерации – обязательное условие выживания, развития страны.

– Рустэм Закиевич, а как Вы относитесь к институту волонтерства? Считаете ли правильным то, что пока он ориентирован у нас исключительно на молодежь?

– Да, наверное, это не совсем правильно. Молодежь, может быть, больше в зоне нашего внимания, поскольку нет общественных организаций, нет хороших идей, кроме как, может быть, волонтерства… Сподвигнуть детей, ребятишек на что-то такое проще, легче в его границах. Хотя волонтерство, конечно, не какая-то возрастная рамка. Это просто состояние души, порыв, и я абсолютно спокойно воспринимаю, когда волонтерами работают состоявшиеся люди, те, кто уже вышел на заслуженный отдых… Может быть, это даже лучше, потому что такие граждане как раз и обладают жизненным опытом. Они знают, что и как делать, быстрее могут оказать поддержку, будь то организация какого-то рода мероприятий, или медицинская помощь, либо уборка города… Так что волонтерство – вневременной фактор. Но то, что молодежь в большей степени тянется к нему, – хорошо, какое-то полезное занятие появляется у ребят. И я думаю, что все-таки мы, делая упор на все общество, будем больше внимания уделять молодежному волонтерскому движению. Хотя, безусловно, ветераны наши должны видеть себя в этом тоже.

– Вы сказали, что волонтерство – вневременной фактор. А нам как раз хотелось бы задать вопрос о приметах времени. Есть такой положительный, хороший момент, который обращает на себя внимание. Прошло время отрицания всего, что существовало при Советском Союзе. Сейчас пытаются возродить студенческие строительные отряды. Наверное, в одну реку дважды не войти. Но тем не менее, какие Вы видите здесь перспективы? Можно ли использовать энергию, силу молодых, именно в этом ракурсе – ССО или нечто похожее?

– Я пять лет выезжал в строительные отряды, два года был командиром ССО, поэтому, конечно, хорошо знаю движение, что называется, изнутри. И это самые лучшие воспоминания, самые лучшие годы. То, что происходит сейчас… Ну, безусловно, вы уже сказали, разные формации, разные эпохи. И если в советское время строек существовало столько, что некому было работать, то сейчас обратная ситуация – строек немного, конкуренция за эти объекты большая, и какой там стройотрядовец, какой там студент! Своим бы хватило, что называется, работы. Вот и вся разница. Я вспоминаю, как мы трудились в Сибири, в Подмосковье и были нарасхват. Нам там этих объектов давали!.. И коровники, и силосные ямы, пилорамы и жилые дома – всё ССО строили. И бетонировали, и асфальт укладывали. А сейчас этого нет, а есть конкуренция на строительном рынке. Но ребятам надо все равно найти свое место. Летом, в сезон, нехватка рабочих рук, конечно же, проявляется в определенных отраслях. Может, это бытовое обслуживание, может, это городская среда, уборка, ремонт какой-нибудь небольшой техники, или домов, зданий либо сооружений.

Конечно, надо искать новые ниши. В целом ведь позитивное, правильное явление. До сих пор не могу понять, как в наших законах появились ограничения на труд для детей, для студентов? Для меня это нонсенс! Я такого абсолютно не понимаю. Не понимаю, почему запрещено в школе сельской ребенку разгребать лопатой снег или студенту трудиться, допустим, на каких-то там работах по преодолению чрезвычайных ситуаций? А бывает и такое. Там как раз действительно нужны руки. Таскать, разгребать что-то – ну, не опасное, конечно, для жизни, просто ручная работа. Я не могу взять в толк, как такое законодательство могло сформироваться?! Это же вообще противоречит здравому смыслу. И, собственно, трудового воспитания никто не отменял, и если мы хотим получить поколение абсолютно ничего не умеющих делать людей, тогда, конечно, мы этого достигнем через такое законодательство.

Мне могут возразить. Скажут: а там риски возникают, какие-то сложности; ребенок может переохладиться, может простудиться, начать чихать… Ну и что? Мы чихали и простужались, и тем не менее работали – и во всем мире так. И если мы говорим о фермере каком-нибудь американском, у него дети вкалывают по-настоящему, с самого раннего возраста – и ничего в этом нет криминального, противоестественного. Мы труду придали ярлык какого-то неправильного действия, что ли… То есть – “работать нельзя”. Своими руками трудиться нельзя, привлекать людей к работе нельзя. Сразу же начинаются суды, протесты прокуратуры… Но это то, что разрушает человека, общество. Отторжение людей от труда – это главный разрушитель.

За то, чтобы дети и молодые люди работали, говорит здравый смысл. По-другому быть не может. Каждый человек должен пройти через испытание и физическим трудом тоже. Трудом, ну, скажем, не самым сложным. Мне в жизни это помогло. Во всех планах. Я дома могу починить все, что хочешь. И сам могу что-то разобрать-собрать. Для меня и сегодня не составляет никакой проблемы взять лопату и почистить снег во дворе. Ничего в этом зазорного не вижу.

– Вы раньше сказали о том, насколько деревенского человека отторгает город. И вот вопрос от нашего читателя, смыкающийся с этим. В своем Послании Вы говорите о том, что республика испытывает острый дефицит жилья эконом-класса, и поручили соответствующим ведомствам разработать план снижения себестоимости квадратного метра. Но для многих покупка жилья даже эконом-класса не по карману. Может, стоит расширить рынок жилья, сдаваемого в аренду (не по рыночным ценам, естественно)? Как Вы относитесь к идее строительства, скажем, муниципальных “доходных” домов?

– Положительно. Это направление – развития социального жилья, создания “доходных” домов – тормозила бесплатная приватизация. В марте будущего года она завершается, и уже можно будет начинать программу строительства жилья, которое есть смысл сдавать в аренду. Раньше этим просто невозможно было заниматься. То есть ты построил дом, заселил человека, а он тут же квартиру приватизировал. Теперь приватизировать жилье можно будет только за большие деньги. И реально человек уже не сможет приватизировать арендуемое жилье – такого рода риски исчезают. Поэтому, уверен, рынок ожидает взрывной рост арендного жилья и жилья муниципального – так, кстати, происходит во всем мире. Несколько лет назад я специально интересовался, как с этим обстоит в Австрии. Там рынок арендного жилья составляет более половины существующего. Для обычного человека появляется возможность по разумной цене арендовать жилье, иметь крышу над головой. Уверен, что и у нас нечто подобное будет происходить, жилье такое будет появляться.

Что касается домов и квартир эконом-класса, то это просто некая формула, и среди такого жилья будет и арендное. Речь не идет о реализации всего жилья только на свободном рынке. Другое дело, что у городов пока еще не так много ресурсов, чтобы строить подобного рода дома. Но, по крайней мере, появится приличный источник доходов. Построили дом, сто квартир. Пусть одна квартира будет ценой в 2 миллиона рублей, условно. Если с каждой квартиры получать 3 тысячи в месяц аренды, что вполне подъемно, 100 на 3 тысячи – получаем 300 тысяч в месяц, или более 2 миллионов в год. Считаю, муниципалитету торопиться некуда. Окупится этот дом по истечении нескольких десятков лет – ну и нормально, хорошо. Это ведь не коммерческий, а именно социальный проект. Есть и момент постоянного возврата денег, которые можно вкладывать в другие начинания. Получается такая экономическая цепочка, выгодная и людям, и муниципалитету, да и государству в целом. Так что, повторюсь, после 2013 года будет взрыв в строительстве жилья такого рода – сдаваемого в аренду.

– Рустэм Закиевич, недавно мы узнали результаты одного солидного исследования и были приятно удивлены. Речь идет о расширении улиц, обновлении деревьев. Иные говорили о том, что уфимцы недовольны, а выяснилось: одобряют эти действия 60 процентов опрошенных и лишь 10 процентов выражают негативное отношение к переменам. Читатели “Вечерки” отмечают положительные изменения в облике города. Большинство разумных людей считает, что Уфа преображается. И главное даже не в этом, а в том, что нет былого беспредела, когда могли взять и снести какой-то памятник старины, не считаясь ни с кем. Напротив, чувствуется бережное отношение к прошлому, взять ту же Софьюшкину аллею, Нестеровский сквер. Людям это нравится. И сейчас газете, краеведам уже задают вопросы – давайте, наконец, определимся с годом основания столицы, когда появится памятник основателям города… Имеются в виду воевода Нагой, стрельцы. Перед международными саммитами это было бы к месту…

– Сейчас, вы знаете, тенденция такова, что памятники, скульптурные композиции устанавливают по самым разным поводам – дворнику, конюху, клоуну… Хотя, безусловно, памятник – от слова “память”. И эту функцию сооружения такого рода несут. У нас с этим пока, может быть, и действительно не очень хорошо дело обстоит. Но все опять же зависит от культурного слоя общества. Были бы востребованы – наверное, давно бы уже люди добились установки таких памятников. Я не задумывался, хотя читал о том, что Уфа в этом отношении чувствует себя обездоленной из-за отсутствия памятника основателям города. Впрочем, исторические источники говорят: вопрос о том, кто был тем человеком, который вбил первый колышек и построил Уфимскую крепость, остается достаточно спорным. Надо искать. Можно, в конце концов, и легенду придумать – ничего страшного. К этому я отношусь довольно спокойно.

Согласен, в данном вопросе есть недоработки. Согласен и с тем, что город приобретает новое лицо – стало светлее, просторнее. Мне пришлось два года доказывать руководству Уфы, что хорошо бы украсить улицу Ленина. Сейчас вот украсили, и мне кажется, даже с перебором (смеется). Но, по крайней мере, светло, можно книги читать.

Потом наконец-то мы возьмемся за снос Архиерейки. Советская власть и последующие не смогли победить тамошние трущобы (иначе не назовешь эти домишки) с кошмарными условиями жизни. Это тоже движение вперед. Мы сделаем свой шаг. Я вслед за Президентом России хочу сказать – последующие поколения руководителей страны должны стать еще более успешными, более современными, грамотными, образованными.

Конечно, город меняется. Я исхожу из логики обычного жителя, не позиционирую себя как большого начальника с особыми прихотями и капризами. Два-три года назад мне явно не хватало красоты в этом городе. Не хватало притяжения городского – преобладали серость, унылость. В облик столицы словно был перенесен характер чиновников уфимских. А пришли другие люди, и видно – они поярче, хотят что-то изменить. Начала меняться городская среда. Я надеюсь, и дальше все будет так идти.

Кроме того, есть планы и более масштабные. Мы думаем о том, как реорганизовать территорию, прилегающую к Президент-отелю, санаторию “Зеленая роща”, Олимпик-парку, далее – к ипподрому. Вообще Уфа, с одной стороны, конечно, удачно расположена – между двух рек. А с другой – опоясывают город два лесных массива. Во что они превратились, мы все хорошо знаем. А если их облагородить, вдохнуть новую жизнь – сделать прогулочные, велосипедные дорожки, оборудовать пространство для отдыха?! На территории “Зеленой рощи” можно было бы построить даже не санаторий, а нечто более масштабное для здоровья – со спа-комплексами, бассейнами, водопадами, минеральными водами и лечебными ваннами, со спуском к реке, какими-то фуникулерчиками – понимаете? И, главное, есть желающие такое сделать. Но, как всегда, у иных возникает вопрос – а зачем? Ведь есть же там санаторий… А он, располагаясь на 20 гектарах “золотой” земли, не дает дохода – помогает тем, кто восстанавливается после болезни, а городскую функцию, как оздоровительную, для привлечения внимания людей, не выполняет.

– Руководство санатория вдохновлено…

– Это после наших бесед. Я вот все жду, когда после вдохновения начнется реализация планов. Нужны инвесторы, нужно государственно-частное партнерство.

А возвращаясь к праздничной иллюминации… На улице Ленина подошла одна женщина ко мне и сказала: “Спасибо, с вашим приходом стало светлее” (смеется). – Пожалуйста! Я запомнил. Это добрые слова.

– Рустэм Закиевич, Вы уже рассуждали во время нашей прошлой встречи о том, что когда приезжают гости, их некуда повести, нечего показать в городе…

– Эта тема остается актуальной. Но есть и еще один аспект… Недавно беседовал с журналистами и удивился: некоторые из них не знают о том, что у нас есть сарматское золото. А многие не знают, где находится музей Нестерова! Вот эту выставку большую, к юбилею Михаила Васильевича, уникальную по сути, которая сто дней работала, посетили максимум десять тысяч человек – по сто в день. И это со школьниками, организованными экскурсиями… А ведь там были представлены подлинные шедевры. Даже ради трех-пяти картин, которые особо выделялись в юбилейной экспозиции, можно было бы сходить.

– В Год экологии какие задачи Вы наметили в качестве приоритетных? Тут, кстати, огромный блок вопросов от наших “зеленых”…

– Наша задача – чтобы промышленные предприятия тратили больше денег на охрану природы. А шумом-гамом сделать ничего невозможно. Ну, например, есть проблема так называемых белых морей у “Соды”. Это бомба, висящая над нашей рекой Белой. В любой момент там может произойти все, что угодно. Предприятие принадлежит республике, но на решение проблемы денег у государства реально нет. Поэтому мы сейчас идем на создание частно-государственного партнерства. Уменьшая свой пакет акций, создаем большую корпорацию, которая в том числе будет заниматься и вопросами “разминирования” такого рода экологических опасностей.

Что касается “Башнефти”, то ее руководство и лично Александр Корсик тоже настроено на решение экологических проблем. В 2013 году они выделяют большие деньги на то, чтобы заниматься реконструкцией очистных сооружений, облагораживанием земель. Более того, они даже пригласили иностранных консультантов специально, зная, что нашим нельзя доверять. Наши могут выпустить газ в город – не помрут, дескать, – а у иностранцев есть определенные барьеры, переступить которые они не могут.

Из “крупняков” – “Газпром нефтехим Салават” тоже большую программу ведет по строительству очистных сооружений. Я их не защищаю нисколько, понимаю, можно делать и больше, но то, что сегодня происходит на этих предприятиях, – уже плюс.

Главным загрязнителем для Уфы ныне является автомобильный транспорт. Задача из задач – пересадить людей на общественный транспорт. А его не хватает. Есть планы по Уфе в части скоростного трамвая – это, наверное, самая быстро решаемая тема. И метробус. Метро как такового не будет. Это страшно дорого и тяжело. Скоростной трамвай, который перевозил бы значительное количество людей из центра в Черниковку и обратно, сразу дал бы нам экологические подвижки.

Кроме того, есть еще одна бомба замедленного действия – брошенные предприятия, территория которых загрязнена. В частности, “Химпром”. Очевидно, что ситуация там плохая. Мы пытаемся добиться получения из федерального бюджета порядка 2 миллиардов рублей на очистку этой территории, но пока не получается. Другой путь – разместить там новое производство, более современное, которое, зарабатывая, часть денег могло бы направлять на экологическое очищение. А мы такому предприятию помогли бы с минимизацией налогов – земельных, имущественных, на прибыль, с доходов физических лиц – с тем, чтобы сэкономленные деньги они направляли на охрану окружающей среды.

– В 2001 году правительства Татарстана, Башкортостана, а в 2002-м к ним присоединилось руководство Удмуртии, подписали соглашение о повышении отметки Нижнекамского водохранилища до 63,3-63,5 метра. Этому способствовали крайне неблагоприятная санитарно-эпидемиологическая и экологическая обстановка, сложившаяся здесь. По мнению специалистов, подъем уровня водохранилища может стать панацеей от маловодья местных рек и способом сохранить навигацию. Планируют ли власти трех регионов снова сеть за стол переговоров по этому вопросу?

– В Волжско-Камском бассейне есть две недостроенные гидроэлектростанции и два недостроенных водохранилища – Чебоксарское и Нижнекамское. И то, и другое в проектной отметке должны были достичь 68 метров. И там мнения разделились. Что касается Чебоксар, то Чувашия “за”, а Нижний Новгород категорически “против”. Марий Эл тоже скорее “против”. У нас на Нижнекамском водохранилище Татарстан – за то, чтобы поднять его на 68-метровую отметку, Удмуртия – категорически против, а Башкортостан всегда занимал умеренную позицию.

А что происходит на самом деле? Безусловно, работа этих водохранилищ на промежуточных отметках является скорее вредной практикой, чем приносящей пользу – и с точки зрения энергетики, и с точки зрения воздействия на окружающую среду. Потому как защитные сооружения построены на отметках 68 метров. Причальные стенки – на том же уровне. Большие средства уже вложены.

Еще работая в Москве, в правительственных структурах, я неоднократно поднимал этот вопрос с тем, чтобы определиться: либо это отметка 63, либо 68. Ведь исходя из этого можно бы было действовать дальше. Но до сих пор решения никакого не принято. Для нас, с точки зрения возобновления судоходства на Белой и строительства портовых сооружений, перевалки грузов, предпочтительнее 68-я отметка. Другое дело, что на затапливаемых при этом территориях уже восстановлен ряд населенных пунктов, в том числе Николо-Березовка, знаменитая своим храмом. Что можно сделать, если говорить о повышении отметки? Защитить дамбой, но это дорого и выносить многие сооружения невозможно. Значит, нужно считать. Сейчас у государства практически нет ресурсов, чтобы достроить эти водохранилища. Мой прогноз следующий – ничего не будет происходить в ближайшие пять-семь лет. Хотя земли выведены из оборота, где-то превратились в болота, устье Белой стало мелководным. Есть определенный экологический вред, поскольку мелководных участков стало больше, чем это положено по норме. А на мелководье вода зацветает, портится. В общем, думаю, даже при нашем большом желании в ближайшие пять-семь, а возможно, и десять лет эти водохранилища достроены не будут и ситуация останется такой же.

– Ну а судьбу Белой как решать все-таки? Река мелеет на глазах…

– Река мелеет, но тут сказались и климатические условия – лет пять-шесть не было половодья. Остается надеяться на цикличность в природе, на то, что в итоге положение восстановится. Весь бассейн Волги – а я профессионально занимался этим вопросом – входит в этап маловодья, который будет продолжаться лет двадцать пять-тридцать. Ну а потом все вернется на круги своя.

То, что по Волге воды мало в целом, – факт. Но это природный катаклизм, что тут сделаешь… Я не сторонник строительства больших сооружений, плотин, новых водохранилищ. Потому что они кардинально меняют природное окружение. Воздействие большой воды тоже значительно. Я за строительство малых, подпорных водохранилищ. Можно поднять уровень на метр-два без больших проблем. И этого будет достаточно, чтобы воды хватало Салавату, Стерлитамаку – для промышленности. И для того, чтобы питьевые водозаборы работали нормально. И стоят такие плотинки не то что на порядок – на порядки ниже.

Про Юмагузино я могу сказать, что оно играет какую-то роль, но совсем небольшую. В общем, если говорить о таких вещах, как “цена-качество” или “цена-эффект”, конечно, мы в минусе. Безусловно. То есть незначительный эффект достигнут за огромные капитальные вложения. А 10 миллиардов рублей нулевых годов – теперь это более 20 миллиардов рублей сегодняшних денег. Колоссальные ресурсы для того, чтобы чуть-чуть увеличить расход воды в Белой! Чуть-чуть…

От большого половодья это водохранилище не защищает, поскольку оно маленькое. Реально весной в верховьях Белой проходит 3 кубических километра воды, а это водохранилище может отсечь только одну шестую часть того потока, что идет по руслу. А водохранилище только тогда защищает от паводка, когда оно перехватывает процентов 70 этого потока. Короче, оно должно быть больше примерно в четыре-пять раз. Тогда был бы эффект. Как вы понимаете, это… странное сооружение. Вообще, мне Белую очень жалко.

– Получается… нет решения?

– Есть. Сегодня – есть. Это небольшие подпорные сооружения. Такие же строят на реках в Европе. Они позволяют поднять уровень воды на метр-два.

– А это в планах?

– В планах этого нет. Но такую идею как вариант возможного решения я озвучил, поручения дал. К данной теме вернемся.

– Следующий вопрос носит скорее риторический характер, но… Развивая высказанные в Послании темы, в своих последующих выступлениях Вы говорили также и о том, что тормозит наше движение вперед. Это, в частности, “канцелярщина” и “казенщина” в работе некоторых республиканских ведомств с населением. Проблема, увы, не нова… Она остается. И что делается сегодня, дабы преодолеть эти негативные явления?

– Канцелярщина, казенщина присущи, наверное, любой бюрократической системе. Это ее родовое свойство, родовое качество. И неотделимое. Другое дело, большая-меньшая степень такой зашоренности… Конечно, у нас в России это великое противостояние – между бюрократией и обществом. В мире есть примеры и помягче, что называется… Но все равно нигде, ни в одной стране мира вы не найдете полного отсутствия казенщины. Везде это есть. Было, есть и, увы, будет. Но новые технологии позволяют все-таки отойти от существующего стандарта канцелярщины.

Надо минимизировать общение с чиновниками. Надо сделать так, чтобы человек с ними практически не пересекался. Есть машины и есть интернет, через который можно отправить запрос – не анонимный, а наоборот – с адресом, с явками, с паролями, с тем, что тебе нужно сделать. И таким образом уходить от канцелярщины. Потом, существуют стандарты по оказанию услуг, и все в этих стандартах, в регламентах расписано: ответ должен быть в течение двадцати четырех часов или, наоборот, десяти суток. Нельзя человека гонять по кабинетам… Выстраивается это все пока плохо. Сопротивление самой чиновничьей среды очень большое. Поскольку чиновник, конечно, заинтересован в очном общении с просителем. Нечистоплотный чиновник. Это тоже факт. Но таких людей, во-первых, мало. Во-вторых, все равно мы так косность побеждаем. Я хочу сказать, что электронный документооборот у нас в правительстве мне все-таки удалось внедрить. Два года внедряли… Два года! И сегодня мы практически все работаем в электронном документообороте. А вторая часть – электронная переписка, электронное общение – тоже начинает потихонечку входить в практику. Со мной уже в переписке по электронной почте многие министры, вице-премьеры. Им не надо высиживать в приемной часами. Написали мне записочку: “Рустэм Закиевич, вот то-то и то-то…” – я обязательно отреагирую. Напишу пять слов, но реакция будет: “Да, я согласен”, “Нет, не согласен”, “Давайте обсудим”. И всё. И, собственно говоря, мы экономим время.

Хочу сказать: мы добьемся своего. Это опять же условие уничтожения бюрократической системы и бюрократов как класса. Вот почему так важны электронное правительство, электронный документооборот, открытое правительство, МФЦ (многофункциональные центры), куда приходит человек, пишет заявление о том, какого рода справка ему нужна, – и ему говорят: придешь тогда-то. А раньше, чтобы получить справку, он должен был обойти пять, шесть или десять инстанций. Теперь сотрудники МФЦ сами проводят согласования со всеми земельщиками, имущественниками, с пожарными, еще с какими-нибудь контролерами… Собрав их мнения, формируют окончательный документ и выдают человеку через две недели или через месяц – и он уходит. Поэтому подвижки есть. Хотелось бы, чтоб быстрее… Но это стоит денег.

– Как мы выглядим в этом плане на фоне других регионов?

– Мы “середняки”. Есть хуже. А есть регионы, которые намного лучше работают. И опять же не секрет: все современные технологии и современные подходы к формированию инвестиционной политики – это еще середина нулевых годов. Тогда, когда были деньги, когда все шло в рост, когда были ресурсы, самые толковые смогли оседлать эту волну и спокойненько прорвались в десятые года. Уже в лидеры. А нам приходится догонять в условиях безденежья, и делать это очень тяжело.

– В Послании практически не затронута тема здравоохранения. Естественно, люди спрашивают: неужели у нас все так благополучно в этой сфере?

– Ну, о здравоохранении мы немало говорим, в предыдущих посланиях этому было уделено достаточно внимания. Сейчас завершается первый этап модернизации здравоохранения. Все-таки вложение 16-ти миллиардов не прошло бесследно. Материальная база существенно улучшилась. Удалось повысить заработную плату врачам. Адекватные люди остаются в отрасли. Есть подвижки по информатизации, по осовремениванию облика здравоохранения. Построили несколько новых клиник. Но при всем этом, конечно, средний уровень медицинского обслуживания пока невысок. И с точки зрения специалистов, и с точки зрения оказываемой помощи, и ее быстроты и качества… Однако я надеюсь, что мы все-таки на правильном пути, и в следующем году будет продолжаться модернизация здравоохранения, будут строиться лечебные клиники, и не только в Уфе, безусловно. Но если мы говорим об Уфе, то я надеюсь, что вступят в строй роддом клинической больницы имени Куватова, поликлиническое отделение детской республиканской больницы. В 2013-м вступит в строй центр позитронно-эмиссионной томографии с кибер-ножом в онкологическом диспансере. Приступаем к проектированию палатного корпуса онкоцентра. В будущем году начнется гигантская стройка центра “Мать и дитя” стоимостью в 3 миллиарда рублей (это на Новостройке), который будет введен в эксплуатацию в конце 2014-го. Это будет суперсовременное, супероборудованное, но платное медицинское учреждение для мамочек на всех этапах беременности, родов и в послеродовый период. Это будет второй-третий центр такого рода в Российской Федерации, а из нестоличных регионов мы станем первыми. Вот уже пять объектов!

Далее… Идет проектирование госпиталя для ветеранов, проектирование перинатального центра на улице Гафури – там, где раньше была 3-я больница. А по республике – проектирование и строительство роддома в Ишимбае. В нынешнем году запустили очень симпатичную – вам рекомендую съездить посмотреть! – больницу в Салавате – просто феноменальную, красивую. Дорогая, конечно, но здесь надо отдать должное “Газпром нефтехим Салавату” – они помогли, и мы немножечко своих денег вложили. Будет построено родильное отделение в Октябрьском. Будут достроены другие медицинские учреждения, больницы в районах. Поликлиника большая в Чишмах уже строится. Вот я вам сходу только, по памяти, назвал не меньше десяти крупных объектов. И здесь планы самые-самые большие.

Образование и социальное развитие – вот наши приоритеты.

– Рустэм Закиевич, проблема обманутых дольщиков очень видоизменяется. Вот недавно на пресс-конференции глава Администрации Уфы Ирек Ялалов сказал, что Президент здесь принял огонь на себя. Это не громкие слова, он точно заметил. Вы приняли огонь, взяв на себя перед обманутыми дольщиками какие-то обязательства. А вот сейчас проблема обрела иной ракурс. Некоторые начали этим спекулировать. Кто-то, видя такое отношение Правительства и Президента, стал понимать, что имеет право на ошибку… И кто-то демонстрирует: а почему бы мне не пойти… Ну, меня обманут – и ладно, Правительство-то мне гарантирует. Почему мы должны оплачивать личные риски таких людей?

– Если бы мы только стояли на этой позиции, наверное, это было бы неправильно. Конечно, мы ищем разные варианты. Мы стараемся там, где произошел явный обман и где явное мошенничество и жульничество, людям помочь. А там, где люди рискуют, идя в бизнес строительный… Вот в некоторых домах, мы знаем, по 10, по 15 квартир некоторые дольщики имеют… Это бизнес. И эти люди кричат громче всех. И они самые организованные, самые злые, самые ухватистые в данных вопросах. И конечно, мы стараемся зерна от плевел-то отделять. Мы ориентированы на тех, кто заложил свою квартиру, взял кредит. Или продал свою квартиру, остался без крыши над головой. Мы ориентируемся на этих людей. Им мы обязаны помочь. А все остальное – твои риски, твой бизнес. А кто тебя просил, собственно говоря, десяток квартир покупать в этом доме, еще не зная, как вся история закончится? Поэтому, с одной стороны, конечно, избирательность определенная существует, но, с другой стороны, мы людей, даже любых людей, не можем оставлять в той ситуации, которая есть. Понятно, кто-то где-то просчитался. Понятно, кто-то сделал ошибку. Но каждый из нас в жизни делает ошибки. Каждый абсолютно. И каждый человек имеет право на ошибку, в конечном итоге. Людей, безошибочно живущих, нет. И оставить их один на один с этой проблемой, с бедой, в которую они попали по разным причинам, мы не можем, не имеем права. Должны искать варианты. Наше государство все равно должно найти варианты – через предоставление земель, через предоставление новых участков, строительство инфраструктуры, привлечение определенных кредитов, но должно помочь.

А что делать? Ведь среди них есть масса бездомных. Есть люди, которые хотели переехать к нам из Сибири, из северных территорий. И они хотели, уйдя на пенсию, или после выработки какого-то стажа переехать к нам. Они же о нас несут очень плохие истории, они нам имидж подрывают. И наоборот, если мы им помогаем, говорят: “Слушай, там вроде мужики неплохие работают, они там стараются разрулить. Так что туда можно ехать работать”. Это тоже очень важно. Мы же с вами уже говорили сегодня, что нам здесь нужны люди, специалисты, мозги. Нам нужен естественный прирост, нам нужно увеличение численности. Эти 4 миллиона для наших территорий – очень мало. Нам нужно 5 миллионов, 6 миллионов. Недавно вот приехал из Южной Кореи. Вся территория там обустроена, обихожена, жители получают великолепные экономические результаты. И все потому, что там высокая плотность населения. Нам люди нужны! И чем нас будет больше – тем лучше. Потому что мнение о нас, о городе, о республике складывается из маленьких кирпичиков, из наших дел. Собственно говоря, каждый день надо делать что-то хорошее.

Вопросы задавали Вячеслав ГОЛОВ и Илюзя КАПКАЕВА

источник: http://www.presidentrb.ru/rus/press_serv/intervyu_news/49375.html